9 февраля 1980. На закате.
Могло ли все сложиться иначе? Мог ли итог быть иным? Могли ли он – все они – не оказаться там, где оказались? Сольвейг была права, когда говорила, что ее названный брат несет на Острова смерть, вот только, как это случалось прежде, едва ли, осознавала, о чем именно говорит. Семья ждала от Галлахера чудовищных разрушений, вереницы убийств и череды кровавых расправ, и никто из них теперь не смог бы сказать, что вернувшийся из дальних странствий изгнанник не оправдал ожиданий. О! Он оправдал и ожидания, и опасения, оказавшись невольно ровно тем предсказанным кошмаром, что так страшил Титанезию на закате лет!

Стальная Лейри не хотела, чтобы он возвращался, проклинала его и посылала за ним саму смерть, и вот теперь ненавистный, презренный МакФасти стоял на широкой площадке, залитой закатными солнечными лучами, и думал, что Старая Сука во всем виновата сама. Непокой клана – не только его вина, хотя он всегда был смутьяном и несогласным. Но и без него клан не жил в согласии, мире, любви, и дружбе, ведь так?

Галлахеру стоило большого труда не набраться и явиться на поединки трезвым. Еще большего – сохранить надменный и гордый вид уверенного в себе подонка. Не жалеть, не извиняться, не страдать по тому, что сбылось, и что не случилось. Будь все так, как волшебник мечтал, он бы сейчас стоял возле «трона» брата и молча делал то, что тот соизволил бы ему повелеть. Ладно, не молча, но, вместе с тем, покорно и верно. И не было бы кровавой свадьбы, угроз, проклятой секты, грядущей войны… Не было бы самих поединков и грядущих смертей…

Если бы только братец имел уши и слушал кого-то, кроме засидевшейся у власти бабки. Братец всегда был глуп и недальновиден. Братец… Хватит ли ему благородства и мужества принять и признать итоги? Или же он вновь опустится только лишь до привычного «убирайся»? Пожалуй, не вернись беглец из Египта, Дугалу было бы проще. Многим было бы проще, но… Он явился домой, чтобы найти не дом, но войну. Проклятия, ненависть, чужую месть. Ничего нового.

МакФасти скривил губы в ядовитой ухмылке и сложил ладони поверх рукояти закрепленного на поясе меча, пока лежащего в ножнах – проводить Поединки Чести было решено без применения магии. До смерти. Клинки, топоры, палицы, кинжалы, кнуты и даже хитрые уловки вроде ядовитых мазей или брошенного в глаза песка годились для убийства недостойного, никчемного, отвергнутого предателя. Как в старину, много веков назад…

Теперь было уже и не вспомнить, когда к подобному средству прибегали в последний раз, однако, традиция все еще жила в памяти стариков и обещала вот-вот воскреснуть. Разумеется, не по щелчку пальцев и не перед лицом бушующих рукоплещущих толп. У этого боя будет немного свидетелей и, едва ли, они захотят возносить хвалу победителю. Если только он, Галлахер, не умрет сегодня, сраженный четким сильным ударом.

Сколь громко мужчина не потешался бы над врагами, сколь ярко не восхвалял бы собственные таланты, внутренний голос все же напоминал ему о переменчивости удачи, а еще о том, что врагов не стоит недооценивать. Иногда прославленные воины встречали смерть от неловкого пореза или точно брошенного камня. С ним могло случиться все то же самое, и ни огненное дыхание Глэдис, ни верный лук Ашлиг не сумели бы его защитить.

Галлахер вскинул голову и посмотрел в тяжелое низкое небо – время подходило к урочному часу. Стоя возле огромных валунов, закрывавших гибкое тело кроваво-алой драконицы, бывший изгнанник, возжелавший вернуть то, что было его по праву, почти слышал, как внизу пристают к берегу лодки, и как под тяжелыми сапогами пары десятков ног скрипит песок, и перекатываются мелкие камешки. Точно дикий зверь, готовый к прыжку, МакФасти чувствовал чужую жажду, и, чем ближе эта жажда, смешанная с яростным отчаянием, подбиралась к нему, тем спокойнее, расслабленнее, решительнее он становился. Сегодняшний бой не станет его последним, если вообще состоится. Если щенки, потерявшие – кого там? Отца? Брата? – не сбегут, обмочив штаны при одном лишь взгляде на драконьего всадника, облаченного в драконью броню. Если не накинутся шакальей сворой, наплевав на правила и договоренности.

Если кто-то из них нарушит условия, все они умрут, и больше никто ни из семьи, ни из клана не посмеет винить его в трусости, малодушии и кровожадности. Может быть, за годы скитаний волшебник и потерял совесть, а вместе с ней, и милосердие, но он все еще помнил и о гордости, и о чести. Об этом стоило помнить и братцу, и мстителям и, в первую очередь, Ашлиг, что намеревалась вмешаться и все исправить, случись ему проиграть. Девочка берегла его и страшилась снова остаться одна, однако, Галлахер знал, если и в этот раз его спасет подлость, он окончательно потеряет себя, а то, что останется, не придется по нраву ни одному из них. Тем более, племяннице, упорно видевшей в изгнаннике то, чего в нем почти уже не осталось.

МакФасти выставил щит прямо перед собой и легко на него оперся. Мстителей, поднявшихся по узкой тропе, петлявшей между горными пиками, встретил наглый насмешливый взгляд и спокойная поза человека, что не испытывал ни неловкости, ни сожалений. Казалось, Галлахер только и ждал своих жертв, идущих прямиком в звериную пасть.

Отредактировано Thaddeus MacFusty (21-05-2025 22:06:36)

Шаги стихли, и над небольшим плато, укрывшимся между зеленых холмов и серых горных массивов, разлилась оглушительная тишина. Камешки больше не сыпались вниз, вытесненные тяжелыми сапогами и тяжелой поступью компании здоровяков; сухая, старая трава не шелестела при неосторожном движении и даже ветер, казалось, стих, перестав играть с могучими волнами и раскачивать штандарты, установленные по обе стороны от турнирной площадки для приличий и красоты. В стародавние времена к ним, правда, прилагались еще и трибуны, но в этот раз вместо зрителей были только дикие птицы, что не боялись свернувшейся меж камней алой драконицы. Глупые птицы, пожалуй, и вовсе ничего не боялись, на то они и неразумные твари.

Галлахер усмехнулся, сплюнул на землю и пренебрежительно оглядел своих будущих противников, прикидывая, кому же из них сегодня выпадет честь умереть, так и не сумев отомстить за почивших близких. Много ли вообще чести в смерти? – Если верить сказаниям и легендам, то да. Если смотреть на жизнь – нет. Смерть всегда уродлива и безобразна. Разница лишь в том, ради чего и по какой причине ты умираешь. Можно умереть, защищая дом и семью, а можно – в пьяном угаре кабацкой драки или где-нибудь посреди грязной подворотни, неудачно подвернувшись под руку головорезу. МакФасти предпочитал смерть красивую, пафосную и стоящую того. Ради семьи, ради будущего, в схватке с предателями и врагами, он был готов проститься с собственной жизнью, но не в драке с зарвавшемся родичем. Не на стылых камнях родного Острова. У него еще слишком много дел и планов. У МакГарви, видимо, нет.

МакГарви… Знал бывший изгнанник его деда, отца, братьев, сестер, да и его самого. Босоногий мальчишка с Тайри с туповатым выражением лица, зато всегда готовый ринуться в бой, не разбирая правых и виноватых. Мечу он предпочитал топор или молот, скорости и ловкости – силу. Галлахер помнил, как они вместе дрались на прибрежном песке, и как потом, повзрослев, ходили на норы контрабандистов под парусами МакФасти. Вместе… Теперь же этот здоровяк стоял напротив него, сжимал огромные кулаки и дышал разъяренным зверем. Пыла за годы жизни он не растерял, но вот смелость… Драконий всадник презрительно скривился и соизволил выпрямиться, доставая из ножен меч, и принимаясь небрежно ковырять его острием землю у себя под ногами.

Галлахер ждал. Наблюдал, оценивал, посматривал исподлобья и продолжал раздражать всем собой: расслабленной позой, спокойным взглядом, деланым показным равнодушием. Он мог напуститься на своего противника, мог принести извинения и признать вину, но предпочитал не делать ничего. Пусть МакГарви решает сам. Пусть сам выбирает неудачный момент и бросается на клинок. Невозмутимость всегда безмерно раздражает тех, кто не может или не хочет подавлять ярость, горечь и боль. Островитянин был в своем праве и мог требовать мести, но, получив возможность лишить подонка буйной головы, отчего-то медлил, то оборачиваясь к приятелям, явившимся вместе с ним, то с опаской поглядывая в низкое закатное небо.

- Ждешь кого-то? – МакФасти надменно рассмеялся, прекрасно зная, кто именно внушает ужас горделивому и отчаянному моряку, - Ее, может быть? Rach am follais, a’Glydis!

Тишину разорвал скрежет когтей по камню и тягучий недовольный рык. Драконица поднялась, потряслась и медленно поползла, показывая сперва лишь голову, а после стекая вниз, на площадку, точно кроваво-красная лава, несущая смерть всем своим существом. Пришедшие сражаться переглянулись и отступили, готовые в любой момент пуститься по склону вниз. МакФасти цинично фыркнул.

- Не думаете же вы, что кто-то успеет спастись и не угодить на ужин?

- Ты ублюдок! – МакГарви очевидно испытывал страх, но жажда отмщения в нем все еще оставалась сильнее, - И трус! Ты только и можешь что прятаться за спиной своего дракона! Выйди на поединок и дерись честно, мразь!

- Выйду. Когда твои дружки сложат оружие и уберутся на десяток шагов назад. Моя драконица не нападет без команды, и пока ты не нарушаешь правила, поединок останется честным. Если хоть кто-то из них шевельнется тебе помочь, он отправится Глэдис в пасть, и не говорите после, что я не предупреждал.

Галлахер выдержал короткую паузу.

- Хочешь честного поединка, начни с честности сам. Боишься – проваливай и думать забудь об отмщении и справедливости. Я не намерен сражаться с шакальей сворой, вдруг возомнившей себя львиной стаей.

МакГарви прорычал невнятный ответ и кивнул приятелям, без слов прося отойти.

Отредактировано Thaddeus MacFusty (02-06-2025 16:44:54)

Галлахер лукавил. Впрочем, как и всегда. Даже будучи опытным драконьим всадником и близким другом Глэдис, он не знал, что именно сделает драконица, если он будет истекать кровью, но не отдаст приказа напасть. Хотелось бы верить, что девочка подчинится и будет тиха, однако, у той, кого называли Кровавым Ужасом на все имелось личное мнение, и своего примата она защищала с отчаянной яростью и абсолютной безжалостностью. Он был ее, она – его, и эта связь десятки раз спасала им жизни, превращая двоих изгнанников в смертоносную силу, не знающую жалости и пощады. Сейчас же Глэдис лишь угрожающе щерилась, и какой вес могли иметь слова человека против ее громкого рокочущего дыхания?

МакФасти понимал, какую цель преследует старый друг. Сказать что-то достаточно злое, неприятное и цепляющее, чтобы он, преступник, предатель и убийца задумался и оступился. Сознавая свою обреченность МакГарви пытался задеть противника и бил, как ему казалось, в уязвимое место. Что ж, парнишку, которого он когда-то знал, подобная истина и правда вывела бы из себя, но Галлахер больше не был тем ранимым, капризным и плаксивым ребенком, и чужие взгляды его не трогали. Почти не трогали.

- Я не нуждаюсь в добром люде, - бывший изгнанник криво ухмыльнулся, все еще не двигаясь с места, и делая ударение на слове «добром», - добрый люд не выигрывает войны. Их выигрывает сила, коварство и подлость, и такие союзники у меня найдутся. Власть и золото, МакГарви… А еще страх… Даже дружки, стоящие за твоей спиной, куда охотнее примкнут ко мне, чем к тебе, стоит напомнить им, по чьей милости они подъедают объедки и умирают бесславно. Не я обрек твою семью на гибель. Это сделали до меня. Я объявил Барра войну, и ты знаешь, как давно люди Тайри ждали возможности получить свое.

МакФасти холодно рассмеялся. Если бы он хотел, он мог бы склонить и МакГарви, и его спутников на свою сторону. Мог бы утопить их в красноречивой лжи. Мог бы зажечь огонь в их сердцах и повести собой к победе или же гибели, но прямо сейчас искать союзников и собирать армию было слишком рано. Открытая война – последнее средство. Время стали и пламени еще не пришло. Хитрость, подлость, осторожность – вот что правило бал теперь, и, чтобы продолжить свой тихий, но верный путь, Галлахер должен был избавиться от всех тех, кто желает кровавой мести. Иначе новая свадьба стала бы неизбежностью. Притом очень скорой. Когда называешься полководцем и требуешь верности, не жди, что солдаты останутся ждать. Сам не заметишь, как они принесут тебе пару голов, которых ты не просил. На войне не милуют, не щадят, не помнят о чести и милосердии.

Мужчина не стал отвечать на последний вопрос. В какой-то момент он почти поверил, что МакГарви сейчас сложит оружие и уберется прочь, прихватив с собой припевал, но, к счастью, этого не случилось. Боль, обида и ярость в нем были сильнее благоразумия. Очень типично для жителя Островов. Жаль, что все так, но… кто-то должен был оказаться первым и, если повезет, единственным. Старый приятель мог думать все, что угодно. Мог полагать, что Галлахер поступится правилом поединка и уничтожит всех, однако, бывший изгнанник планировал отпустить непричастных, чтобы те несли его слово и собирали прочих охочих ло его крови и головы. Или, напротив, отвращали испуганных. Легко соглашаться на поединок, когда ты уверен в своей победе, и вовсе не просто, когда ты знаешь: кто-то другой, до тебя, уже проиграл и вернулся к отчему дому мертвым.

МакФасти поднял клинок только в последний момент. Решительно, уверенно, привычным, выверенным жестом и тотчас переменил стойку, высматривая уязвимое место в обороне врага. МакГарви знал его воином, и должен был помнить тактику. Галлахер никогда не размахивал мечом, тратя силы напрасно, никогда не уходил в глухую оборону, прячась за щитом – он и сейчас отбросил его в сторону – но предпочитал контратаки и короткие хлесткие удары прямо в цель. Не множество мелких царапин, но одна смертельная рана. И для этого нужно было лишь только выбрать момент. Дать противнику разойтись, разжечь ненависть пламенными словами и болью.

- Жил ничтожеством, и сдох как ничтожество.

Бывший изгнанник знал: его слова долетят до ушей МакГарви.

- А что сделал ты, чтобы этого не случилось? Пялил девку, а теперь плачешь, что какой-то ублюдок сжег того, кого ты сам и не уберег?

Пустые слова. Лживые ядовитые речи. Плевок, оскорбление, поруганная честь. Ну давай, отомсти, ты же этого хочешь. И удар топора, как завершающий аккорд.

Галлахер перехватил меч двумя руками, метнулся вперед и, упав на колено, прочертил кровавую полосу поперек груди: от одной подмышечной впадины до другой.

Отредактировано Thaddeus MacFusty (13-06-2025 11:10:48)

Думал ли Галлахер закончить поединок одним ударом? – Определенно нет. Может быть, со стороны это выглядело красиво: сталь спела свою песнь, поймав золотой блик тусклого зимнего солнца и, опустившись, окрасилась алым, прерывая чужую жизнь пафосно и умело, но, изгнанник, проведший половину жизни в чужой земле, предпочел бы долгую изнуряющую битву. Чтобы после ощущать себя не жестоким убийцей, но победителем. Чтобы не думать, не чувствовать, не сожалеть и не затыкать душевные раны. В поединках чести с честью не расстаются, однако, МакФасти, поднявшемуся на ноги за спиной у раненого врага, упорно казалось, что он ее потерял. Тогда, на кровавой свадьбе и теперь, на стылой земле, омываемой морем и обдуваемой всеми ветрами.

Стоила ли его жизнь чужих жизней? – Нет. Готов ли был волшебник в этом признаться и покориться? – Только не теперь, когда бросил перчатку в лицо Островам и призвал к ответу. Они с Ашлиг решили напасть, а не защищаться, истребовать правосудия у оскорбленных и пострадавших, а не ждать, когда свершится вендетта. Цинично, насмешливо, зло. Очень в духе Тадеуса МакФасти: самоуверенного, подлого, кровожадного, беспощадного змея. Никто и не удивится, что он действительно так поступил, не только унизив тех, кто по его милости лишился близких, но и поправ саму светлую память о своих жертвах. Он – победитель. Они – никто. Они были, однако, их имена забудутся, а его – войдет в историю. Историю пишут победители, так ведь?

Галлахер холодно усмехнулся и пнул МакГарви под зад, вынуждая болезненно зарычать и еще сильнее опереться на рукоять топора, чтобы только не потерять равновесие и не свалиться на промерзшие серые камни.

- Я не нуждаюсь в твоих подачках, - ядовито заметил драконолог, - и моя совесть не пострадает, когда ты сдохнешь. Дело лишь в том, сдохнешь ли ты с честью, как подобает воину, и встретишь клинок сердцем, или, точно ничтожный преступник лишишься головы. Снести голову с плеч мне труда не составит. Так что… выбирай. Раз уж сдался от одной только раны.

МакФасти ткнул кончиком лезвия в шею поверженного врага и отошел в сторону, позволяя мужчине подняться. Засомневался – проиграл, признал поражение, не окончив боя – проиграл дважды. Тот, кто пришел сражаться, должен сражаться до самого конца. До самой последней капли крови, чтобы с последним ударом, которого никто уже от тебя не ждет, забрать с собой жизнь врага. Даже поверженный и умирающий не побежден, пока его сердце бьется, а рука способна сжимать клинок. МакГарви о том позабыл, и в этом своем смирении был ничтожно жалок, и бывший изгнанник вдруг понял: он пришел вовсе не за победой и не за местью, но за смертью, которую не сумел принести себе без посторонней помощи. Он искал избавления от груза вины, и теперь получил его, перевесив собственную немощь на плечи того, кто принес беду в их семью, и это внезапное откровение стерло жалость и то беспокойство, что терзало самого Галлахера. Убить соратника – низко, убить того, кто приговорил себя сам – милосердно. Едва ли МакГарви того желал, но невольно оказал услугу презираемому им человеку.

- Отправляйся навстречу с братцем, - поймав своего противника на выпаде, драконолог вогнал клинок ему в сердце и почти обнял, слушая, как сталь звенит о камень, и ощущая последний судорожный вдох, прервавшийся на высокой ноте, - Кто-нибудь из вас еще хочет мести?!

Бесцеремонно и небрежно стряхнув бесчувственное тело на землю, МакФасти очертил окровавленным мечом скрипучий полукруг и вскинул руку с клинком, направляя острие на собравшихся чуть поодаль дружков МакГарви.

- Кто-нибудь! Жалкие крысы! Давайте! Что, нет? Никто? – Галлахер рассмеялся, точно видел перед собой не бородатых мужиков, но безусых юнцов, едва выползших из-под мамкиной юбки, - Тогда убирайтесь отсюда! И заберите его! И расскажите всему Тайри, что так будет с каждым, кто осмелится бросить мне вызов и встать у меня на пути. Хотя я и сомневаюсь, что кто-то еще решится… Кажется, смелый среди вас остался только один, да и то предпочел объятия смерти… Идите. Глэдис не питается падалью.

Волшебник брезгливо сплюнул под ноги и отошел в сторону, упираясь на рукоять меча, и позволяя сородичам поднять тело МакГарви и унести его прочь с плато. С первым поединком было покончено, и МакФасти позволил себе счесть вечер не самым поганым. Взгляд его скользнул по высоким далеким пикам, по пологим холмам и остановился на едва приметной расселине, откуда на него смотрела пара глаз и наконечник острой стрелы.

Отредактировано Thaddeus MacFusty (23-06-2025 14:29:58)

Они встретились с Ашлиг лишь уже ближе к ночи, когда оба вернулись в тихий гостеприимный дом Моран, полный запахов душистых трав и ароматных приправ, пробуждающих аппетит. В дом, что был домом девчонке, но никогда не являлся домом для самого Галлахера. Ему, изгнаннику, вообще не полагалось здесь жить, но он приходил и оставался, делая вид, будто жизнь вне семьи нисколько его не тревожит. Сбежав от суда кровожадной Суки, МакФасти утратил право возвращаться на Барра, а после свадьбы Сольвейг и Дугала перестал быть желанным гостем и на Тайри. Нигде не ждали преступника и убийцу. И никто. Кроме Аш, ставшей его исповедницей и отпустившей все грехи: бывшие и свершающиеся прямо сейчас. Племянница простила непутевому дяде порывистую выходку, простила безжалостность и тот ужас, что пережила по его вине, и теперь оставалась рядом, не страшась расплаты и наказания. Она верила в Галлахера, как сам он не верил в себя, и эта вера, тесно сплетенная с искренней любовью, стоила всего, что мужчина когда-либо вообще имел или мог иметь. Верни его в прошлое и пообещай ему Аш, он остался бы на Островах и смирился бы с тем, что никогда не станет кем-то важным для любимого брата. Пусть так…

МакФасти приложил меч к стене и, позволив Ашлиг помочь себе с доспехами, сбросил их на пол возле двери, разминая затекшие плечи и шею. Тренировки – это одно. Настоящий бой – совершенно другое. Хотя… Едва ли, этот бой можно было назвать настоящим. Так, никчемная уродливая пародия. Убийство по своей сути. Не поединок. И, совершенно точно, не чести. Нет чести в том, чтобы одолеть того, кто заранее сдался и проиграл еще до того, как вытащил свой клинок из ножен. Если в чем честь и была, так это в том, что он, Галлахер, не стал унижать МакГарви, как и не стал насмехаться над его неудачей. Каждый из них получил свое: МакГарви – смерть, он – победу.

- Кто у нас завтра? – бывший изгнанник бесцеремонно устроился за столом и потянулся к бутылке с выпивкой, оставшейся там еще с минувшего вечера, - Кто-нибудь из дружков МакГарви? – Сомневаюсь, что они выйдут биться. Или в этот раз кто-то с Барра? Для разнообразия. Нет? Что же… Избавим Тайри от несогласных. Еще пара убийств, и я смогу вернуться в свой старый дом, наплевав на все разногласия. На правах победителя. Кровь пролита, жертвы очищены. Пусть бы и не моей кровью. Завтра… Утром… Мне нужно будет выспаться. А ты как? Как тебе сидеть в засаде? Завтра будете прятаться вместе с Глэдис. Не хочу начинать поединок с ее появления.

МакФасти фыркнул и, замолчав, приложился к кружке и приготовленному Аш ужину. Он был не в том настроении, чтобы много болтать, пировать или праздновать первую из череды побед. Этот успех был слишком ничтожен и незначителен, и уже завтра все могло измениться. Что-то внутри даже подсказывало мужчине, что так оно и случится, и что сегодняшний вечер не повторится вновь, но он предпочел не слушать свои ощущения и не сомневаться в собственных силах. Сомнения всегда вели к поражению, промедление – к смерти. Подумает он потом, когда все закончится, и, если будет, чем думать. Если же очередной «мститель» снесет ему голову, то и тревожиться не придется. Хотел ли Галлахер смерти? – Нет. Был ли готов к ней? – да.

10 февраля. Совместно с Ливией МакФасти в роли Лютера
Утро выдалось холодным и пасмурным. Густой туман лежал в расщелинах и поднимался от земли к горным пикам, стирая видимость, и пряча от глаз МакФасти и тропу, ведущую к побережью внизу, и саму площадку для поединков. Придя заранее, Галлахер попробовал развеять влагу огненным шаром, вылетевшим из драконьей пасти, но туман лишь слегка отступил, обещая покинуть утесы только ближе к полудню. «Тем и лучше. Тем будет честнее». Аш наверняка беспокоилась, лишившись возможности следить за битвой так пристально, как ей хотелось бы, но сам изгнанник даже испытал облегчение – его смерть не отнимет жизни противника, и победитель сможет покинуть площадку без стрелы в шее и на своих ногах, а не в когтях преданной драконицы. Один на один, как и было задумано много веков назад. Сталь против стали. Сила против силы.

МакФасти стоял прямо, опершись на навершие своего клинка, и смотрел в пространство перед собой, пересчитывая минуты и пытаясь представить, кто станет его противником в этот раз: МакКто-нибудь-там? МакФасти без роду и племени? Бастард, чье имя он когда-то не потрудился даже запомнить? Или, может быть, даже дева, лишившаяся в ходе кровавой церемонии братьев, детей и мужа? – Водились на Островах подобные девы, владеющие клинком ничуть не хуже мужчин. Пожалуй, Галлахер даже не удивился бы, случись ему обнаружить напротив Айлех, знай она о поединках, но… по сыпучей тропе поднимался кто-то явно потяжелее и покрупнее.

Белые как морская соль волосы, широкие плечи, внушительная фигура… Лютер… Последний, кого изгнанник думал увидеть, но не последний, против кого он был бы готов поднять свой клинок. Не Дугал. Не Айлех. И даже не Сакса. Хотя оттого и будет не менее больно. Если будет. Если потом случится. Едва ли, Аш оставляла письмо его названому отцу, значит, МакГарви все-таки удружил, пусть бы даже и смертью. МакФасти криво усмехнулся и гордо вскинул голову – его страданий Лютер не обнаружит. Нет никаких страданий! Такие, как он, ничего не чувствуют и презирают и любовь, и заботу, и нежность. Потерявшему все, кроме собственной жизни, терять больше нечего. Пусть так и думает! Пусть все так думают. Это же так просто: рассмеяться и бросить горечь и боль в лицо, ядом, ехидством бросить.

- Что же, дражайший отец, который мне не отец, тебе наскучило жить?

Лютер опустил меч спокойно, остроты сына пролетели мимо, как льдинки на шальном февральском ветру: ранили, но вовсе не всерьёз. Громадные руки сложил на навершии, вольно или невольно копируя позу самого Галлахера, и вздохнул терпеливо, как могут только родители с ведущим себя плохо детьми. Он был теперь ниже Гала, но гораздо шире буквально во всех местах, и серебряные волосы наполовину присыпала седина.

- Помню, ты как-то в тринадцать подпалил сухую траву во дворе и следом три сарая с метлами. Крику было примерно так же, как сейчас. Думаю, пора тебе отдать свой сыновий долг Саксе. А мне... Раз в жизни позаботится о вас по-настоящему. О тебе, Соль и Реймонде. Так что да, мне надоело так жить.

Воспоминание из детства стегнуло МакФасти подобно жестокой плети: все так и было в его тринадцать. Он тогда только освоил первые огненные заклятия и хотел помочь с уборкой пожухлой травы. Помог, как смог: великодушный порыв закончился разорением и знатной выволочкой. Стояла знойная ветреная весна, и соседи всерьез опасались, что огонь захватит весь Тайри. Думать надо было, а не демонстрировать собственные таланты. Думать… В день проклятой свадьбы изгнанник думал о Сольвейг, да только итог оказался все тот же. Не умеешь – не берись. Будь бичом, а не спасителем. Роль Спасителя – не твоя. И что же теперь? – Вот такой будет его расплата? И о какой заботе говорит Лютер? Что для него жить не так? – Покончить с зарвавшимся выродком? Отмыть свое имя от крови невинных жертв? Погибнуть с честью и покоем в душе? Принести мир хотя бы одному из детей, остановив бешеные метания навсегда?

Галлахер зло сузил глаза и холодно пренебрежительно фыркнул.

- Позаботиться? – с неприкрытым сарказмом в голосе переспросил он, - Мою смерть ты теперь называешь настоящей заботой?

- А кто говорил о твоей смерти, гхыр ты заносчивый, - совсем не зло хохотнул Лютер и покачал головой, - Изгои должны биться с изгоями, Гал. Я наворотил дел не меньше твоего, но... Старым волкам должно уходить, стаей правят сильные и молодые. Так что заканчивай плеваться ядом и берись за меч. Сделай милость, дракон тебе в дышло!

- Сделать милость?! – слова вырвались прежде, чем МакФасти успел их обдумать и остановить, - Сделать милость… Сделать милость и положить конец твоей жизни… Раз уж мы так удачно не говорим о моей… А что, если я не хочу? Или, по-твоему, я только и жду момента, чтобы перебить всех жителей Островов?! – О да! – В этом моя цель. Именно в этом. Как же, гадкий и мерзкий я вернулся исключительно за этим… Кровь и пепел – вот все, что я жажду получить вместо дома… Да всем плевать, чего я хочу. Вы сами делаете меня тем, кто я есть, и что-то мне подсказывает, что с этим ты спорить не будешь.

Бывший изгнанник отвернулся, посмотрев куда-то в сторону, не желая показывать Лютеру всей силы собственной отчаянной горечи, и продолжил говорить лишь через несколько долгих, как вечность, мигов.

- А знаешь что? – В Бездну! Покончим с этим!

Галлахер искривил губы в дикой больной усмешке и поднял меч, принимая и ненавистный поединок, и не менее ненавистные его правила.

Отредактировано Thaddeus MacFusty (09-07-2025 12:28:13)