Паб «Три метлы» встретил Квиринуса Квиррелла гулом голосов и тёплым запахом сливочного пива. Он ввалился внутрь, запыхавшийся, с лицом, пылающим от смущения, едва не зацепившись шарфом за дверную ручку. Взгляд его сразу же выхватил из полумрака зала знакомую рыжую макушку в дальнем углу.

«Мерлин, она уже здесь… и явно давно!»

Ладони мгновенно вспотели, а сердце забилось так громко, что, казалось, его стук перекрывает даже шум посетителей. Он судорожно провел рукой по волосам, но только сильнее их взъерошил.

«Выглядишь как сова после урагана!» — мгновенно забил тревогу внутренний голос.

Патриция помахала ему, и Квиррелл, неуклюже споткнувшись, засеменил между рядами грубо сколоченных столов. К счастью, до цели он добрался без новых происшествий и плюхнулся на скамью напротив.

— П-привет, Трис! Прости, что… — выдохнул он, — Это всё…

«Почти-Безголовый-Ник!» — он уже готов был торжественно объявить виновника своего опоздания. Всё дело было в том, что у самого порога Хогвартса его остановил призрак Гриффиндора. Сэр Николас явно жаждал светской беседы, и отказать ему Квиринус не решился — не после того, как тот однажды прикрыл Патрицию, когда та прокрадывалась ночью в оранжереи. Пришлось кивать, делая вид, что внимательно слушает, а самому гадать: помнит ли она тот случай?

Он хотел спросить — после того, как переведёт дух и расскажет про встречу с привидением, конечно. Но слова, как всегда, застряли в горле, стоило ей лишь наклониться к нему, шутливо понижая голос.

— Д-дамы-профессора? — он нервно поправил шарф, который вдруг стал невыносимо душить, — О-о, нет! Я... вообще-то не слишком обращал в-внимание... То есть, н-новые лица в школе, к-конечно, есть… П-профессор Вектор и мисс Трелони, например… Но з-задержали меня вовсе не они!

На мгновение их взгляды встретились — и внутри что-то дрогнуло. Она была всё та же. Её глаза смеялись — горели тем же озорным огнём, что он так явственно помнил со школы. В них не было ни осуждения, ни смущения от его вечной неловкости.

Пять лет назад она ворвалась в его размеренную жизнь, как ураган. Просто подсела к нему в библиотеке и без лишних церемоний спросила: «А правда, что ты можешь колдовать без слов?» Он тогда так растерялся, что случайно и без единого звука превратил её учебник по продвинутым чарам в стаю бумажных журавликов. Невербальная магия — единственное, что ему всегда давалось легко, хотя он знал, что для многих волшебников этот раздел был сложен.
Так они и подружились. Сначала он просто писал за неё сочинения, слушая безумные истории о том, как она нарушала школьные правила, лишь бы проверить очередной слух или невероятную теорию. Потом, запинаясь и краснея, прикрывал её перед старостами и преподавателями — и даже перед Филчем, которого боялся до дрожи. И все эти годы он задавался вопросом: почему она, которая могла выбрать любого — смелого, сильного, нормального — терпела его, вечно дрожащего, неспособного отправиться с ней в настоящее приключение?..

Выпуск из Хогвартса разлучил их. Патриция вырвалась наконец на свободу, отправилась в далёкие края, что так манили её, пока он только глубже зарывался в горы пыльных пергаментов. Но вот она снова была здесь — в тот самый момент, когда он стоял на распутье и так отчаянно нуждался в ней.

Розмерта поставила перед ним бокал, полный до краёв, окинула их пристальным взглядом — точно таким же, как в старые времена — и удалилась с лукавой усмешкой, будто ей всё было ясно.

— О-она просто... — Квиринус глупо улыбнулся, — Помнит, что я легко могу пролить половину...
Он поднял бокал. Стекло звонко коснулось стекла.

— З-за встречу! За то, что ты решила снова потерпеть мою… к-компанию. Ты ведь расскажешь мне, где пропадала?
Полумрак «Трёх мётел» мягко обступал их, голоса посетителей сливались в уютный гул.

— Знаешь, — вдруг проговорил он тише, — Я... я так рад, что ты здесь. Что вернулась в Британию и не уехала сегодня в Лондон. П-правда.
И Квиррелл тут же уткнулся в пиво, делая огромный глоток, лишь бы не видеть её реакции.

Он навсегда запомнил её такой, какой она была в тот день в библиотеке. А теперь она сидела напротив, потягивая сливочное пиво, и свет камина играл в её рыжих волосах, превращая их в живое пламя. И она была всё та же – яркая, живая и непосредственная, не повзрослевшая ни на день. Даже несмотря на то, что уже объездила пол Европы. И сердце в её присутствии всё так же бешено колотилось, будто он всё ещё был тем шестнадцатилетним мальчишкой, что, словно верный пёс, поджидал её на пороге школы.

Но время не стояло на месте. Теперь он и сам горел той же невероятной идеей, что когда-то вела её вперёд. Он наконец был готов сделать шаг навстречу – ей самой и тем приключениям, что неизменно следовали за ней по пятам, будто были её тенью.