С тех пор как Кхаласар свернул своей лагерь и принял решение двигаться на восток к Вейес Дотраку, Дени каждый день проводила в пути. И если первая поездка на Серебрянке подарила девушке давно забытое, а, возможно, и вовсе не знакомое до этого момента ощущение свободы вперемешку с неожиданным бесстрашием, то на четвертый день, проведенный в седле, юной кхалиси начало казаться, что каждая клеточка ее тела изнывает от боли.
Необъятные просторы, сплошь покрытые нетронутой зеленой травой и уходящие к далекому горизонту, восхищали принцессу, но лишь первый день пути. Более сотни видов разных трав сливались здесь в единое пространство, прозванное морем не просто так. Желтые, как молоденькие цыплята, темные, как полночное небо, синие, оранжевые и бордовые — здесь жило и процветало множество видов трав, которые поражали случайного путника буйством красок. Растительность здесь была высокой, в некоторых случаях даже выше человеческого роста, и когда налетал ветер, трава будто бы оживала, покрывалась волнами, которые гнал вперед ветер. Здесь не было ни городов, ни дорог, ни людей. Лишь нетронутая природа, которая поражала своей красотой.
Впрочем, вся прелесть этого места очень скоро померкла в глазах Дени, так как ее внимание целиком переключилось на острую боль во всем теле. Седло натёрло на ее заду жуткие мозоли, от которых даже самое плавное движение Серебрянки отдавалось в теле острой болью. Бедра были стерты, а ноги после целого дня в седле едва разгибались. Принцессе казалось, что все ее мышцы задеревенели настолько, что ноги продолжали сохранять ту же форуму, что при езде на лошади, даже когда стопы касались ровной земли. О нежной, никогда не знавшей тяжелого труда коже рук и говорить не приходилось. Служанка приходилось каждый вечер помогать Дени спускать с лошади, так как она не была в состоянии сделать это самостоятельно.
И даже когда прохлада спускалась на степи вместе с приходом ночи, юной Принцессе не было покоя. Кхал Дрого мог не обращать на свою жену внимания во время пути, проводить вечера в компании своих воинов, но ночью он всегда возвращался в шатер кхалиси. Мужчина мягко будил ее в темноте, а затем неудержимо, словно дикий жеребец подминал под себя. Он всегда брал Дени сзади, повинуясь дотракийскому обычаю. В каком-то роде девушка была благодарна ему за это, ведь в такой позе муж не видел ее слез, застилающих ей глаза и не слышал ее тихих всхлипов, приглушенных подушкой.
Получив то, зачем приходил, Дрого ложился рядом женой на бок и закрывал глаза. Уже через несколько минут шатер принцессы начинал сотрясать его храп. Но ни по этой причине Дени не могла сомкнуть глаз. Тело девушки пульсировало от ноющей боли, на дающей ей провалиться в пелену забытья. Она просто лежала рядом с кхалом, стараясь по возможности не двигаться.
В одну ночь принцесса все же нашла в себе силы неловко встать с мягких подушек. Ее босые стопы во мраке ударились об край огромного сундука, вырезанного из кедрового дерева, с бронзовыми вставками по бокам. Дени тихо охнула, но тут же поспешила закрыть рот рукой. Ей совершено не хотелось разбудить мужа. Застыв в темноте, словно застигнутый врасплох дикий зверь, принцесса прислушалась к дыханию Дрого. Мужчина продолжал громко похрапывать. В темноте можно было различить лишь силуэт кхала, но кажется он почесал нос и перевернулся на другой бок. Дени облегченно выдохнула, затем медленнно наклонилась к сундуку, стараясь по возможности не напрягать и так ноющие мышцы.
Холодными пальцами принцесса нащупала застежку и осторожно провернула по часовой стрелке ключ, торчащий в замке. С тихим щелчком тот провернулся в замке, и Дене удалось открыть крышку. Первым, чего коснулись ее пальцы, был нежный и прохладный шелк, которым сверху были укрыты драконьи яйца. Ткань будто бы омывала ее израненный руки, подобно воде, которая в степи была в дефиците.
В первый раз столкнувшись с этой тканью, еще в доме магистра Иллирио, Дени испугалась. Почти всю свою жизнь она проходила в платьях, сшитых из грубой льняной ткани, потому настолько гладкая ткань казалась ей чем-то неестественным и инородным. Теперь же принцесса ощущала в этой прохладе и нежности неподдельное удовольствие. Она глубже зарылась руками в щелк, подушечками пальцев коснувшись шершавой поверхности одного из яиц. Оно показалось ей теплым, несмотря на прохладу ночи.
Дени вдруг необъяснимо сильно захотелось увидеть, как поверхность яйца переливается разными красками в лунном свете. Она ухватилась за верхнее яйцо обеими руками и с трудом подняла его достаточно высоко, чтобы достать из сундука. После этого девушка прижала яйцо к груди, поддерживая обеими руками под низ. Очень медленно и осторожно принцесса прокралась вдоль ткани шатра к его выходу, чтобы ускользнуть из него.
Снаружи было тихо, почти все воины кхала разошлись по своим шатрам и видели уже не первый сон. Стражники держали патруль поодаль, а лошади уже успели упасть на мягкую траву и только Серебрянка упрямо продолжала стоять на ногах, чуть подрагивая ушами в беспокойной дреме. В десяти шагах от шатра Дени еще теплился костер, со всех сторон обложенный тяжелыми валунами. Ночь была на редкость тикая и безветренная, потому дым от костра тонкой струйкой поднимался ровно вверх вместе с яркими искрами.
Дени тихо опустилась на землю возле костра, положив огромное яйцо дракона себе на колени. В свете затухающего пламени поверхность яйца блестела приглушенными цветами сапфирового и изумрудного цвета. Казалось, что в саму поверхность вставлено тысячи драгоценных камней. Принцесса необычайной нежность провела по поверхности яйца, а затем склонила голову и прижалась к шершавой поверхности щекой.
Яйцо снова показалось ей теплым, но вполне возможно, что его поверхность успела нагреться от близости догорающего костра. В эту секунду Дени показалось, что боль, мучающая ее не переставая три дня, сходит на нет. Она прикрыла глаза и сосредоточилась на звуках Дотракийского моря. Шелест травы, потрескивание костра и тихое пение какой-то далекой птицы убаюкивало принцессу, словно наконец признав ее своей.
Дени сама того не заметила, как задремала, и снился ей дракон, покрытый черной, как сама ночь чешуёй. Он распахнул огромные крылья, а затем склонился к земле и укрыл ими кажущуюся ничтожно маленькой в сравнении с ним фигурку девушки. Принцессе вдруг стала тепло и уютно в этих сильных объятиях, но не знала она, что в эту самую секунду Дрого взял ее на руки, словно игрушечную, и отнес в шатер, не забыв укрыть покрывалом.